Где страстность слов изнемогла
и мысль с душой не обвенчала,
подъемлет мощные крыла
высокой музыки начало.
Вот понесла - за взмахом взмах
земное, ищущее выси,
в обитель душ, что в небесах,
в сияние надмирной мысли.
Там звуки, сдавленные в гром,
на землю шлют свои раскаты.
И меж душою и умом
в единой бездне нет преграды.
И блеском молний скреплены,
душа и мысль - одно и то же,
и в тайне музыки ясны,
пронизанные искрой Божьей.

Виктор Гаврилин

Певцу

Я покорна тебе.
Очаровывай,
Чудотвори.
Закрываю глаза,
Чтоб не видеть, не знать,
Только слушать,
Как твой бархатный голос легко пробирается в душу,
Мягкой лапой кошачьей лаская ее изнутри.

Этот тембр глуховатый томит, как любовный недуг:
Ни принять - ни отторгнуть,
Почти захлебнуться тоскою.
Как восторженно стонет струна под твоею рукою!
Так стонали, наверно, десятки забытых подруг.

Растворяюсь, тону в тайной магии песенных слов
И лечу за мелодией вслед запоздавшею нотой.
Усмехнись же, певец,
И поздравь себя с доброй охотой,
Как рыбак,
Что на утренней зорьке считает улов...

То Ли Кошка То Ли Птица (Валентина Белоусова)

Медный профиль саксофона

У него распухли губы, сводит судорогой скулы.
У него немеют пальцы от волнения и дрожи.
Он один на темной сцене, узкогрудый и сутулый,
Из потока вариаций снова вынырнуть не может.

Медный профиль саксофона усмехается злорадно:
«Ты смотри, какой упрямец! Он не знает, с кем связался.
Покуражится и бросит. Впрочем, так ему и надо,
Лучше пусть на фортепьяно шпарит сладенькие вальсы.

Но какой напор, однако, в неказистом этом теле!
И мое сопротивленье против воли убывает…»
Из невнятицы созвучий набегают волны-темы,
Зажигаются софиты и галерка оживает.

Медный кокон саксофона, как послушная галера,
Заплывает в бухту зала – без борьбы захвачен зритель.
Музыкант расправил плечи: над поверженным партером
Он летит на гребне звука. Он – не раб. Он – покоритель.

Инна Заславская