У зеркала
|
|
Первых морщин колея неглубокая –
Легче слезинке бежать.
Время копытцем по зеркалу цокает –
Ни оседлать, ни сдержать.
Лета и весны им были обещаны,
Далей распахнутых синь.
Смотрится в зеркало времени женщина,
В зеркало первых морщин...
Ей бы хватить его оземь, в осколочки,
Да каблуком притоптать.
Грима чуть-чуть, сарафанчик с иголочки,
Вот и опять двадцать пять...
Чьей-то улыбкой в пути окрыленная,
Гордо глядит на мужчин.
Ночью у зеркала слезы соленые
Ищут дорожки морщин...
Ирина Карцева
|
|
Осень золотая
|
|
(другой угол зрения)
За окном бушует
осень золотая! –
Разбудил супруг мой
спящую меня.
Золотым колечком
одарил. Я таю.
Но в глазах не видно
радости огня.
У меня колец тех –
штук примерно тридцать,
Пальцев не хватает
сразу все носить!
За дежурной фразой:
"Как брильянт искрится!"
Следует по другая:
"Мон амур, мерси!"
Я ж, сказать по-правде,
ни бум-бум в брильянтах,
Чистый он, нечистый –
я не отличу.
Я придаток-кукла
к мужу-коммерсанту:
Выгляжу прекрасно,
красочно молчу.
Осень золотая,
золотые цацки:
Часики, чепочки,
серьги и браслет.
Да еще вот этот
пошлый и дурацкий
Супер экслюзивный
золотой лорнет.
Сквозь лорнет гляжу я
на родного мужа
(Видимся мы редко,
лишь по выходным)
Говорит он: "Зря ты
испекла на ужин
На манер крестьянский
плюшки и блины!
Это не престижно,
и вредит карьере!
Лучше в ресторане
на виду у всех
Кушать суп из устриц
в милой атмосфере
И, внушая зависть,
нежить свой успех!"
Осень золотая,
твой наряд так ярок,
Но наступит скоро
белая зима.
Белых шуб песцовых
получу в подарок
Уйму... Сколько в сумме –
не сочту сама.
Не вздымаю брови,
не кусаю губы,
«Щастя» в жизни столько –
можно окосеть!
Как предмет успеха
мертвой белой шубой
Мне на фоне мужа
век в шкафу висеть.
О!ЗС
|
|
Мысли в палате роддома № 4 в перерыве между кормлениями
|
|
Синеет морозно бутыль с молоком.
От простынь пахнуло зимой.
И койка в роддоме, как старый паром,
Скрипит под тяжелою мной.
Он вез многих женщин, жестокий матрац,
К туману на том берегу...
В подушку, изрытую, словно кора,
Вминаю щекою серьгу.
Мой мальчик родной, на кого ты похож?
Кормить бы скорей принесли!
Как пальцы, нас сводит морозная дрожь
От самых истоков земли.
Мне нянька побрызгает щеки водой
От боли, как дождик с небес.
Мы выжили, сын! И двойною звездой
Летим через поле и лес.
---
В палате дыхания всех матерей
В крестьянскую песню сошлись.
Смотрю я на ржавые стрелы бровей,
На луны закинутых лиц.
Здесь в серость подушек казенных до дна
Вминается свет заревой...
Голубушки, жизнь, как лепешка, вкусна,
А сын мой здоровый, живой!
Голубушки, спите. Не сон это – миг.
Подглазья черны, как мазут.
Не быть сновиденью! Каталка гремит.
То деточек наших везут.
Кричат они хором, кричат без конца,
И рву на груди я халат,
И грудь, и рука – продолженье лица,
Где слезы, как звезды, стоят!
Кормись, мой родимый! Я нынче – еда,
Святое слепое питье.
А после прозренье придет и беда,
И радость затопит ее.
И жить будет трудно, как поезд вести,
И жить будет сладостно так,
Когда нас земля, подержавши в горсти,
Зажмет в слепошарый кулак.
Сынок! Не придется изведать тебе
Родильных, крестильных ли мук,
Но женщина вспыхнет в кирзовой судьбе,
И синью прорежется внук.
И, шкаф размыкая, достанет сноха
На просьбу мальца:
– Покажи!.. –
Подснежник серьги – с ней, от боли глуха,
Я корчилась в битве за жизнь.
Елена Крюкова
|
|
|