Опять дорога

Как светло… От обочин и крыш
Вертикально восходят дымы.
Снова еду – сквозь хрупкую тишь,
Сквозь бесснежие южной зимы.

Здесь трава серовато-желта,
И ажурна древесная вязь,
А над ней – высота, высота
Чуть колеблется, зыбко светясь.

Синеватая дымка полей,
Рыжина от остатков стерни,
И покой – как совет: не жалей,
Что летят быстрокрылые дни.

Вдох и выдох. Движенье руки.
И пейзажей замедленный бег.
И мгновенья судьбы – ручейки –
Тайно слиты в счастливейший век…

Любовь Сирота

Всё повторялось. Пламя костерка
Маячило в сырой тиши задворок,
И тот же дым, извечно сиз и горек,
Наклонно тёк в ночные облака.

И не пугало, что и жизнь текла,
Как он, почти невидимо скользила
И каждое мгновенье уносила
Мгновенье драгоценного тепла.

И оттого, что дым, текущий вбок,
С теченьем яви ночь перемешала,
Всё глубже и ровней душа дышала,
Воспринимая тот и этот ток.

И за струёй стремящегося ввысь,
Лукаво ускользающего дыма
Пришло: неправда, жизнь – она не мимо,
Но сквозь тебя – лишь сам не уклонись.

Так, не спеша – тем более что тишь
Имела свойство замедлять событья, –
Душе далось нехитрое открытье:
Тем дольше жизнь, чем более вместишь…

Любовь Сирота

Нас богатыми трудно назвать –
Слава Богу, не голы, не нищи,
Прочен кров, и удобна кровать,
И хватает одежды и пищи.

Солнце светит, и птицы поют,
И, спасибо, не голодны дети,
И убогий домашний уют –
Всё же лучшее место на свете,

Не молю о тугом кошельке,
Лишь бы только разор и разруха
И печаль о насущном куске
Не лишали ни зренья, ни слуха.

Пусть расслабиться жизнь не даёт,
Но не бедность страшна – приземлённость.
Приземлюсь – и окончен полёт,
И забыты восторг и влюблённость.

Пусть оставят всего полчаса
Для души суматошные сутки,
Чтобы просто взглянуть в небеса,
Улыбнуться беззлобнейшей шутке,

Чтоб увидеть над морем огни
И почувствовать запах цветенья,
Пусть несут суетливые дни
Не карману – душе обретенья...

Любовь Сирота